Марк Гилберт является обозревателем и членом редакторского совета агентства «Bloomberg View». Он рабо-тает в «Bloomberg News» с 1991 года, и недавно стал шефом лондонского бюро. Марк является автором книги «Заговор: как жадность и сговор сделали кредитный кризис непреодолимым».

Ровно двадцать пять лет назад представители 12 стран собрались в голландском городе Маастрихт для подписания Соглашения о создании Европейского со­юза. Его декларация о «новой стадии в процессе соз­дания более тесного союза народов Европы» выглядит грандиозной и вместе с тем раздутой четверть века спустя. Что еще более важно, экономическое сближе­ние, которое оно обещало, выглядит еще дальше, чем когда-либо.

В настоящее время накопилось очень много про­блем. Это и дилемма Европейского центрального бан­ка относительно установления монетарной политики для различных по темпам роста экономик — Германия особенно раздражена ультранизкими процентными ставками. Недостаток унификации экономик также подрывает поддержку европейскому проекту, учиты­вая, что экономические выгоды сложнее объяснить, скажем итальянцам, где уровень безработицы состав­ляет 12%, вдвое превышая немецкую безработицу в 5.9%.

Справедливости ради, стоит сказать, что в насто­ящее время не так много энтузиазма в отношении создания «более тесного союза». Поддержка «инте­граторов» на европейских парламентских выборах постоянно снижается, достигнув минимального уров­ня в 42.6% в последних избирательных бюллетенях в 2014г. Последний обзор «Евробарометра» обществен­ного мнения показывает доверие ЕС на уровне 36%, по сравнению с 44-57% в период 2004-2009гг. Один из основных подписантов Соглашения (Великобритания) находится на грани выхода из союза. Второй ключевой участник — Франция, имеет кандидата в Президенты Марин Ле Пен, которая заявляет, что будет также ис­кать возможности выхода из Евросоюза, если победит на выборах.

Введение единой валюты было одновременно са­мым конкретным достижением Маастрихтского согла­шения и его самой большой ошибкой. Урегулировав пять так называемых критериев «сходства» для стран, желающих адаптировать евро, договор стремился, по настоянию Германии, гарантировать, что будут квали­фицироваться только экономические параметры.

Три из целей Соглашения (инфляция, валютные курсы и долгосрочные расходы по займам) казались почти тривиальными в то время, так как само введе­ние единой валюты, в действительности, принесло ав­томатическое «схождение» этих параметров. По двум остающимся критериям (дефицит бюджета и вели­чина долга) Германия и Франция быстро нарушили принятые правила в 2003г. Как только эти две страны избежали наказания, предусмотренного в Пакте ста­бильности и роста, другие страны почувствовали себя подбодренными игнорировать свои собственные на­рушения. И, как показывает следующая диаграмма, в то время как Еврозона в целом недавно достигла цели по дефициту (показано красной линией), Франция и Испания все еще превышают допустимый порог:

Даже на рынке правительственных облигаций конвергенция исчезла. Двухлетняя итальянская доход-ность, например, составляет приблизительно 0.05%. Испанская доходность находится примерно на уровне -0.24%, что вдвое превышает французскую доходность равную -0.46%, которая в свою очередь вдвое выше, чем в Германии (-0.9%). Подобное расхождение на­блюдается и по 10-летним займам:

То же касается и отношения национального дол­га к валовому национальному продукту, где сторонни­ки евро-проекта последовательно игнорировали кри­тику. Цель была в постепенном смягчении, учитывая, что отношение долга к ВВП, которое приближалось к потолку в 60% «удовлетворительными темпами» счи­талось достаточным, а не жестким условием, которое препятствовало бы Бельгии, со своей стороны, введе­ние евро.

Однако, как показывает диаграмма ниже, 60-про­центная цель в основном игнорировалась в течение прошлого десятилетия. Согласно последним данным «Eurostat», Еврозона, как регион в целом, на конец 2015 года имела отношение долга в 90%. Долг Италии был выше 130% ВВП, и даже Германия имела долг бо­лее 70% ВВП:

Для Европейского центрального банка такая «разношерстная» экономика быстро становится угро­зой. Он уже находится под огнем критики со стороны Германии, где ускорение инфляции вызывает призы­вы к более жесткой монетарной политике. Президент Бундесбанка Йенс Вайдман заявил недавно, что вы­ступает против недавнего решения продлить програм­му количественного ослабления Центрального банка, даже с условием, что он уменьшил масштаб закупок казначейских обязательств. Принять решение, когда и как сократить программу стимулирования, станет только труднее, поскольку экономические показатели, вроде потребительских цен и безработицы, расходят­ся все больше.

Пока, валютный союз пробуксовывает. Одна стра­на Евросоюза — Греция, выглядит все более и более не­состоятельной для продолжения членства, но вряд ли будет подвергнута давлению с целью выхода, прини­мая во внимание голландские, французские и немец­кие выборы в этом году. Даже если Марин Ле Пен вы­играет второй тур французских выборов, она изо всех сил будет пытаться провести референдум по членству в Еврозоне через Парламент, или выиграть плебисцит. Однако, выбор противника евро-интеграции лидером ключевого члена Еврозоны подорвет уверенность ин­весторов в будущем единой валюты.

Учитывая бюджетные и денежно-кредитные ус­ловия, критерии Маастрихтского договора были уста­новлены, чтобы избежать проблем, о которых преду­преждали многие экономисты, как в момент введения евро, так и после. Та Европа была далека от так называемого «оптимального» состояния для единой валют­ной зоны, и не в последнюю очередь из-за отсутствия какого-либо фискального союза, как в Соединенных Штатах, чтобы дисбалансы могли быть исправлены с помощью федеральных трансфертов. И, несмотря на гарантию свободного перемещения, мобильность тру­довых ресурсов оставалась ограниченной языковы­ми различиями и другими более тонкими барьера­ми. Спустя четверть века, расхождение эффективности экономик в рамках Еврозоны предполагает, что крити­ки были правы. Остается открытым вопрос — как дол­го евро сможет продержаться, не столкнувшись с экзи­стенциальным кризисом.